понедельник, 10 сентября 2007 г.

О жизненном смирении.

У моей мамы было два старших брата. Оба как и все еврейские дети талантливые. Но с каждым судьба распорядилась по своему, но с обоими жестоко. Я же хочу написать о старшем.

1927 год поистине неудачен для всех рожденных в СССР, так как они вкусили по полной все прелести эпохи перемен. Родители же и родственники максимально позаботились о том, чтобы затруднить и без того сложную жизнь: родители дали ему при рождении странное имя Гарри Яков (вы догадываетесь, что это означает в эпоху тотального контроля и всеобщей уравниловки), а уж что сделали родственники я пожалуй умолчу. Был он огненно рыжий, поэтому в детстве во дворе имел своих "почитателей". Соответственно ребенок подрастал довольно дерзкий и агрессивный. Учителя его особо не жаловали, хотя проблемами успеваемости он не страдал, а при раздаче паек на школьные завтраки классрук напутствовал его словами "Какой ты сам - такие тебе и бублики".

А потом началась война. Отец ушел на фронт, а вскорости всю семью отправили в эвакуацию. По военному времени он формально был уже взрослым, поэтому в эвакуации работал, что конкретно он делал я не помню, но одной из обязанностей было обслуживание паровых котлов (однажды прыгая в котел сильно повредил себе ногу). Есть было нечего, а растущий организм требовал питания, и приходя с работы он варил себе картофельные очистки (потом всю оставшуюся жизнь он страдал изжогой). Школы в эвакуации не было и заниматься приходилось получастным образом с эвакуированными спецами оборонных предприятий. Аттестат вышел пятерочный, но о медалях во время войны речи идти не могло.

Военное время научило его жесткой самодисциплине и сколько я его помню у него всегда был образцовый порядок во всем от личных вещей до организации мыслей и поступков. Каждый день он делал зарядку и я не знаю случая когда он её пропустил.

Когда пришло время получать паспорт - волевым решением он стал просто Яковом, чем раз и навсегда решил все вопросы с именем, которые возникали в Первом отделе.

Сразу после войны он поступил в энергетический институт и закончив его с красным дипломом был отправлен по распределению поднимать оборонную промышленность в городе Воронеже. Партия сказала "надо" и вернуться оттуда он уже не смог и всю свою жизнь проработал инженером на заводе. Способности его быстро оценили и многие годы, что я помню, он занимался разрешением вопросов по рекламациям - самоорганизация вкупе с безупречной логикой, знанием технологий и регламентирующих материалов сделали его мощным оружием при защите интересов завода. Поэтому он часто бывал в командировках и проездом в Москве останавливался у нас. Он рассказывал много всего интересного, а с моим отцом они играли в шахматы (ну вы понимаете , кто выигрывал - дядя просто не запрограммирован на поражение). В Воронеже он обзавелся семьей, потом развелся, потом снова женился (всех подробностей не знаю) но в Москву вернуться у него не получалось.

Пятидесятидевятилетие совпало с 27 съездом КПСС, с которого началась перестройка... И он в отчаянии отписал на съезд письмо, общее содержимое которого можно свести к одному предложению: "Блядь, суки, дайте ж наконец вернуться домой!". На удивление, комиссия съезда дала положительное решение и где-то в 87-ом году он вернулся в ту же квартиру, из которой уехал почти 40 лет назад.

В девяностых моя бабушка, его мама умерла, громадную пятикомнатную коммуналку расселили новые русские и дядя стал обладателем двух хрущевок на окраине Москвы. В одну он прописал дочь от второго брака, а во второй живет сам.

И вот сейчас он живет один-одинешенек в своей квартире. У него вся так же образцовый порядок в мыслях и вещах. У него больное сердце и радикулит. Он живет на свою мизерную пенсию. Никто его не помнит, а родственники за спиной дерутся за право унаследовать квартиру. А он об этом знает.

Пройдя через войну, голод, государственный антисемитизм, партийные стройки, и т.п. оказаться вобщем-то на свалке жизни. За что?

Комментариев нет:

Постоянные читатели